Тибет Чогьяла Намкая Норбу. Часть 8

Раймондо Бултрини продолжает делиться своими воспоминаниями и впечатлениями о путешествии с Чогьялом Намкаем Норбу по Тибету в 1988 году. В этом отрывке рассказывается о том, как они остановились в резиденции Чангчуба Дордже, коренного учителя Ринпоче, в Ньяглагаре (Восточный Дерге).

Пещера мамо

В родной деревне Мастера дни пролетают стремительно. К нам приходит много посетителей, да и мы сами частенько прогуливаемся. В один прекрасный солнечный день мы идём к женскому монастырю, разрушенному много лет назад. К тому моменту, как мы дошли до окраины деревни, нас уже окружила огромная толпа людей и образовалась целая процессия.

В толпе есть и монахини, причём некоторые из них — преклонного возраста. Они вынуждены ютиться все вместе в крошечных жилищах вместо того, чтобы в уединении усердно выполнять практики, переданные Чангчубом Дордже.

По пути вся процессия обходит чортен, окутанный дымом от санга. Все поют и танцуют. Затем мы переходим через деревянный мост, чудесным образом висящий над речной долиной.

Добравшись до вершины, зажатой между скалистыми ущельями, похожими на каньон, Намкай Норбу указывает мне на место силы. Это небольшая пещера мамо, одного из самых могущественных классов охранителей. «В этом месте ты можешь создать благие причины для счастья других существ», — говорит мне Ринпоче.

В то время как другие продолжают путь к монастырю, я захожу в пещеру, в которой может поместиться только один человек. Меня переполняет гордость, словно я получил очень важное задание, своё первое «духовное» поручение в Тибете. «Создать благие причины» в буддийском понимании означает

выполнить духовную практику с намерением, чтобы другие живые существа соприкоснулись с Учением и смогли вырваться из череды перерождений и, следовательно, избавиться от страданий. Но может ли моя практика действительно помочь кому-то ещё и даже тем, с кем я лично не знаком?

Не знаю почему, но я чувствую, что это возможно. Я верю, что «получил инициацию» и встал на путь, ведущий в одном направлении — осуществить своё изначальное состояние и свою истинную природу. Вообще «инициация» означает «начало». С тех пор, как я встал на этот путь, меня не покидает ощущение, что тысяча глаз и тысяча ушей следят за мной. Особенно в этих местах, в этих пещерах, где кажется, что даже горы видят и слышат.

Моя медитация — это своего рода подношение этим существам через священные звуки мантр и мудры. На протяжении многих столетий эти звуки служат своего рода универсальным языком для общения с другими измерениями. Такой язык понятен даже духам. Но потом, как обычно, возникают беспокойные мысли.

Гордость. Соответствует ли моё пребывание здесь и та любовь и внимание, что окружают меня как ученика Ринпоче, точному замыслу судьбы и моему предназначению? Когда находишься в таких местах, каждое событие в жизни приобретает высший смысл. В моём понимании каждая данная мне привилегия становится подтверждением накопленных заслуг.

Неведение. Если это действительно так, то почему в этой пещере чувствуешь себя потерянным и бессильным? Что я здесь делаю? Я повторяю мантры машинально, мой ум следует за мыслями. Я не могу сконцентрироваться на сущностной практике, и всё для меня теряет смысл.

Мне пора выбираться из пещеры. Я выхожу, и мои мысли следуют за мной. Но теперь мой ум уже увлечён пейзажем, раскинувшимся перед моим взором. Река разрезает долину, расположенную между двумя широкими горными ущельями, спускающимися к горизонту. Я различаю границы деревни, обозначенные небольшими посевами на склонах. Скалы, красные, как закат, своими очертаниями будоражат воображение: здесь, как и в Галене, люди видят в них подобие лошадей.

Вместе с Ринпоче и внуками Чангчуба Дордже мы прогуливаемся по деревне мимо больших белых чортенов. Кто-то подходит к нам за благословением. Другие просто улыбаются, склонив голову и сложив руки перед своими лицами. Третьи показывают язык по древнему обычаю, по всей видимости, сохранившемуся ещё со времён перехода от бона к буддизму. Говорят, во время жестоких религиозных преследований считалось, что бонпо можно было легко узнать: из-за постоянного повторения молитв и мантру них чернел рот. Само слово «бон» означает «начитывать». Самые преданные верующие с утра до вечера только и занимались тем, что повторяли мантры. Таким образом, чтобы доказать свою непричастность к практикам древней шаманской религии, человек показывал чиновникам и другим официальным лицам язык.

Символы ламы

Ещё при жизни Чангчуб Дордже считался своего рода святым. Но когда он покинул своё тело, в тот самый момент, когда он умер вместе со своей второй женой, учитель Ньяглагара, как сказали бы на Западе, был причислен к лику святых. По этой причине его изображают в символических одеждах всех божеств буддийского пантеона, с ритуальными предметами, с нимбами, в различных тантрических позах, где каждый жест имеет конкретное значение для посвящённых в таинства практики.

Некоторые тханки ещё предстоит раскрасить, но есть уже и много готовых. Они оформлены в ярких, светящихся тонах. Как правило, на этих тханках изображается не только фигура, но и окружающая её мандала, передающая определённый контекст, который является особым и универсальным одновременно. На всех картинах в центре относительного состояния существования изображается божество, просветлённое существо, йидам или защитник в окружении фигур, несущих в себе определённый смысл. Эти фигуры могут принадлежать к одному классу, семейству или представлять собой проявления различных существ, мирных или устрашающих, радостных или гневных, сидящих или танцующих, неподвижных или находящихся в движении. Перспектива всегда фронтальная. Второстепенные фигуры располагаются вокруг главной, усиливая её значимость.

Чангчуба Дордже изображают по-разному. Он представлен то в окружении своих сыновей, которые и сами являются практиками и главными учениками ламы, то в окружении своих учителей, знаменитых современников и, конечно же, божеств. В общей сложности я насчитал не менее сотни тханок, посвящённых Учителю, и столько же бережно хранимых ритуальных предметов и ценных реликвий.

Среди них малы всех размеров, коробочки для лекарств, камни, одежда и огромное количество других предметов, которыми пользовался Учитель. Есть даже очки, ваджра и пурба (ритуальные предметы, с которыми он изображается чаще всего). Всё это сохранилось до наших дней и подтверждает его достижения как настоящего практика.

Ваджра олицетворяет мужское начало, символ могущественного царства, которое никогда не придёт в упадок, знак нерушимой силы изначальной энергии, которая, подобно молнии, проходит сквозь пространство и время. Верхняя и нижняя части ваджры идентичны и обычно состоят из пяти лучей с навершием в виде шарика. Одна часть ваджры символизирует видение сансары, страданий, а другая — видение нирваны, счастья. Ваджра также означает дух и материю, абсолютную и относительную истину. Но главное значение ваджры — это непоколебимость совершенного изначального состояния вне зависимости от обстоятельств, которые с течением времени могут меняться.

Десять лучей (пять лучей с одной стороны символизируют пять омрачений, а пять лучей с другой стороны — соответствующие им мудрости) сходятся в центре в пятицветную сферу (тиб. тигле). Отсюда рождается видение, и здесь оно проявляется. Это изначальная энергия, которая бесконечно движет всем.

Ваджра — несомненно, самый важный ритуальный предмет в тибетской тантрической практике. Она имеет то же значение, что и свастика — древний бонский символ, который можно встретить и во многих других религиях и культурах и который был постыдно опошлен нацистским режимом.

Пурба — кинжал клиновидной формы с тремя гранями. Кинжал проникает в корень человеческой привязанности и бьёт в самый центр цели со всех сторон. Таким образом, Чангчуб Дордже с ваджрой в правой руке и пурбой в левой олицетворяет собой реализацию учения, которое дошло до него в неизменном виде спустя тысячи лет.

Среди сохранившихся предметов есть также дамару, двусторонний ритуальный барабанчик со шнурками, на концах которых расположены маленькие шарики, ударяющие по коже барабана. Ритм задаётся вращением запястья. Звучание и размер дамару зависят от конкретной практики. Чангчуб Дордже чаще всего использовал дамару для практики чод, одной из самых таинственных и интересных практик в тибетском буддизме. Распространению этой практики способствовала Мачиг Лабдрон, которая жила относительно недавно.

Существует множество видов практики чод, но принцип для всех один – «отсечь» (именно так переводится тибетское название), т. е. обрубить на корню все привязанности, и прежде всего привязанность к своей собственной персоне.

С таким намерением практик чода подносит своё физическое тело, ум, ощущения, энергию, всё, чем он обладает, в качестве пищи духам и божествам. Практик приглашает гостей на это жуткое пиршество при помощи дамару и небольшой трубы, сделанной из костей животных. Посредством визуализаций и мантры он сообщает существам о своём намерении и уполномочивает жертвоприношение, делая его священным. Точно так же, как Будда поднёс своё тело в пищу тигрице, чтобы утолить её голод, так и чодпа подносит себя всего для блага всех существ.

Практика чод требует значительной концентрации и наиболее эффективна в ужасающих местах, например на тибетских кладбищах, где трупы оставляют на съедение стервятникам.

Естественно, всё происходит только в видении чодпа, который сидит спокойно и приглашает духов и божеств звуками ритуальных инструментов. Практик представляет, что вокруг его тела танцуют страшные изголодавшиеся духи. Более того, в идеале практику чод хорошо выполнять на кладбище, чтобы вызвать предельно яркие переживания. Таким образом, практик следует принципам тантры, в соответствии с которыми каждое движение — будь то физическое, психическое или эмоциональное — сопровождается созданием определённой энергии. Эта энергия и есть топливо для достижения более высоких уровней реализации.

Победить страх смерти, вызывая его грохотом барабанов и колокольчиков посреди кладбища, — это, конечно, уникальный метод, но следовать ему на Западе несколько затруднительно.

Союз яб-юм

Я узнаю о многих учениях, прямо или косвенно. Особенно здесь, в Ньяглагаре, где я как будто пребываю в источнике знаний, переданных Намкаем Норбу на Западе через лекции, книги и духовные ретриты. Кажется, что и сам Учитель с былым воодушевлением ученика читает тексты, поднесённые ему наследниками Чангчуба Дордже. Они приносят эти тексты из своих домов и библиотеки храма.

Среди этих книг есть небольшая брошюра в красной обложке — последние наставления, оставленные Мастером перед смертью. Книжка называется «Самоосвобождение через ощущения» и целиком посвящена сексуальным практикам, связанным с контролем психофизической энергии. Намкай Норбу говорит, что эти наставления очень интересны. Разумеется, я крайне заинтригован, но мне остаётся лишь надеяться на то, что, возможно, когда-нибудь эту книгу переведут. Название отражает ту разновидность учения, к которой относится текст. Принцип самоосвобождения — это дзогчен, естественное состояние человека. Не являясь методом как таковым, он опирается на использование всех методов.

Метод, описанный в красной книжке Чангчубом Дордже, перед тем как тот покинул этот мир, относится к сексу, поэтому практиковать его приятно (хотя вполне понятно, что секс в таком контексте является лишь средством для обретения духовной реализации). Скорее всего, в книге идёт речь о том, как объединить мощный всплеск энергии, порождённый сексуальным контактом, в состоянии созерцания.

Многим восточным религиям и философиям присуще использование подобных методов для достижения более высоких уровней знания. Многие, возможно, слышали, например, о даосских сексуальных практиках, и думают, что нужно сдерживать оргазм, не допуская семяизвержения. Полистав книгу на эту тему, некоторые могут весьма безответственно попытаться применить на практике прочитанное, тем самым рискуя создать себе серьёзные проблемы.

Ринпоче поясняет: «Только после многих лет практики, с близким партнёром и под руководством опытного мастера можно овладеть потоком ощущений и научиться направлять его правильным образом».

Объединение с изначальным состоянием происходит через тонкие энергетические каналы, которые практикующий должен научиться распознавать. Вместе с тем нужно получить наставления и инструкции от своего учителя. Цель практик — не удовлетворение обыденных физических потребностей, а переживание единства блаженства и пустоты. Так происходит распознавание изначального состояния каждого человека.

Половой акт между мужчиной и женщиной также представлен как яб-юм, союз двух начал: мужского (метод) и женского (мудрость). Сам по себе метод, равно как и энергия, не приведёт к реализации.

Стены храма в Ньяглагаре украшены множеством изображений мирных и гневных божеств в союзе яб-юм. Эти фрески указывают на божественную природу этих практик, знание о которых утрачено людьми.

Все изображения учителей и йидамов с узнаваемыми формами и мудрами в традиции тибетского изобразительного искусства — своего рода концептуальное толкование за пределами художественного восприятия. В храме почти всегда пусто. Вместе с Намкаем Норбу мы частенько наведываемся туда в поисках подходящего света, чтобы сфотографировать огромные изображения, заполняющие каждый уголок святилища и написанные ещё при жизни Чангчуба Дордже на основе его переживаний и видений.

Однажды нам наконец удаётся выбрать подходящий момент для съёмки: солнце заливает храм своим светом через окошко сверху, освещая ярко окрашенные стены. Самое впечатляющее — это изображение Экаджати с изогнутым телом чёрного цвета, вытянутыми руками и одним блестящим глазом в центре лба. Её фигура в человеческий рост окутана пламенем, и вся картина выглядит на удивление живой.

Когда смотришь на это изображение, создаётся впечатление, что и всё вокруг приходит в движение. Кажется, что невидимая камера проецирует на стены медленный, увлекающий танец монстров. Проникающий через окошко сверху солнечный свет приглушают проплывающие в небе облака. Возникает ощущение, что присутствуешь на психоделическом световом шоу в ночном клубе, только без музыки, в беззвучии.

Гораздо более устрашающе выглядят фрески в небольшом святилище, посвящённом гневным божествам. Прорисованные золотом фигуры выделяются на чёрном фоне. Кажется, что они пришли сюда из страшного сна. Впервые я попадаю сюда с группой детей, которые указывают мне на крошечную дверь. Чтобы пройти через неё, нужно пригнуться. Дети, словно хозяева этого места, приглашают меня сесть на подушку перед маленьким алтарём.

Пока я осматриваюсь, в святилище появляется пожилой монах, ученик Чангчуба Дордже. Он пришёл, чтобы провести ритуал умилостивления божеств-защитников, ярко отрисованных на стенах. Монах предлагает мне остаться.

Он спрашивает, не хочу ли я помочь ему. Нужно бить в барабан во время ритуала в тот момент, когда он будет звонить в колокольчик (ещё один символ энергии изначального состояния). Барабан огромен, бить по нему нужно бедренной костью, создавая низкий и глубокий звук. Определённо, именно этот звук мы слышим каждую ночь.

Очень скоро я оставляю свои попытки попасть в ритм, потому что не знаю языка и не улавливаю моменты, когда нужно усиливать наше призывание ударами в барабан. Я бью в барабан либо в неподходящий момент, либо слишком слабо, хотя в этом месте практики, наоборот, нужно пригласить и призвать к активности просветлённых духов.

Многие религиозные практики, без сомнения, напоминают шаманские ритуалы, поскольку от них они и берут своё начало. Попытки связаться с миром духов возникают из сильной и глубокой потребности людей понять, что же находится за пределами видимости. Для тибетцев важно суметь установить контакт с этими сущностями, которых мы не видим на материальном уровне, но которые взаимодействуют с нами самым разным образом, видимым и невидимым. Для этого необходим свой язык, свои коды доступа, заложенные самой природой.

Когда собака хочет нам что-то сообщить, она использует определённые формы выражения. Так, мы используем слова, жесты, рисунки и, прежде всего, свой ум, чтобы передавать и получать сообщения. Мантры, призывания и ритуалы являются наследием многовекового опыта многих людей, которые до нас ощущали такую же потребность в общении и которых на протяжении многих лет представители Запада и даже сами буддисты несправедливо или легкомысленно считали колдунами или шаманами в самом уничижительном смысле.

Это правда, что в давние времена — по причине глубокого неведения и отсутствия уважения к жизни во многих частях света, включая Тибет, — совершались жертвоприношения животных и людей. Даже сегодня (к счастью, редко) в некоторых уголках мира такие обычаи сохраняются. Но потом стали считать, что для обретения милости небес с тем же успехом можно поклоняться и совершать подношения изображениям и статуям, используя их как символы, в соответствии с наставлениями Шенраба Мивоче, реформатора тибетского бона.

Идя по пути накопления знаний, человечество может постепенно обнаружить, что для достижения мира с существами всех измерений нужно пребывать в состоянии подлинного созерцания, а не петь мантры и читать молитвы.

Продолжение следует

Часть 1. Чогьял Намкай Норбу в Чэнду
Часть 2. О путешествиях в Тибет
Часть 3. Дерге и Галентин
Часть 4. Из Галентина в Геуг, где родился Ринпоче
Часть 5. По дороге в Ньяглагар
Часть 6. Учитель Учителя
Часть 7. В ожидании чуда
Видео Намкая Норбу в Тибете, 1988 год

Заглавное фото: дамару, принадлежавший Чангчубу Дордже